Михаил Сегал: «Всё, что мы делаем – провинциально»

«Слоны могут играть в футбол» – одна из ярких отечественных премьер этого года состоялась в кинотеатре «Победа» 2 ноября. Фильм представлял режиссер Михаил Сегал, уже дважды привозивший свои картины в Новосибирск. В этот раз Михаил познакомил читателей и с книгой своих рассказов на творческой встрече в клубе «Ночь». О том, что общего между писателем и режиссером и почему хороший фильм должен быть похожим на западный, мы поговорили с автором.

– Вы смелый человек?

– Средне. Немножко смелый.

– Требуется ли автору внутренняя смелость, чтобы снять кино, выразить что-то сокровенное, задуманное?

– Никакой смелости для этого не нужно. Я знаю большое количество людей, у которых есть страх, что они сделают что-то неправильно, сделают не шедевр. И они по 10, по 20 лет не могут закончить или опубликовать то, что начали, потому что у них священный страх перед этим. Для людей такого склада это смелый поступок, потому что для них это преодоление. Но для меня это не вопрос смелости. Если есть замысел, я беру и делаю.

– Вы зависимы от общественного мнения, отзывов критиков?

– Нет, я не зависим. Меня это может порадовать или огорчить, но это нельзя назвать зависимостью. Если меня все будут хвалить, дадут мне сто «Оскаров» и я прославлюсь, меня это будет радовать.

Если же все меня будут ругать, и я буду понимать, что все плохо и меня никто не понимает, то я буду грустить. То есть испытывать какие-то чувства, что нормально. Но зависимости от этого у меня не будет. Я и дальше буду делать то, что придет мне в голову и что считаю нужным. Нельзя назвать тот факт, что человек испытывает чувства,  – зависимостью, и нельзя назвать полное отсутствие каких-то чувств независимостью.

– Для вас имеют значение призы и награды кинофестивалей, признание профессиональным сообществом?

– Смотря для чего. В последнее время это имеет значение не как что-то, что может накормить мое тщеславие, а просто с практической точки зрения. Если ты снимаешь авторское кино,  а денег в такой фильм, как правило, не вкладывается, то инструментом его продвижения является информация. Когда фильм получает одобрение профессионального сообщества, отзывы известных критиков, призы на престижных фестивалях – это является дополнительным аргументом, благодаря которому кинотеатры берут его в прокат, и это двигает фильм дальше. С такой точки зрения, это просто необходимый ресурс.

– Кем вы себя ощущаете больше: режиссером или писателем?

– Я просто переключаюсь в разные регистры. Одно другому же не противоречит. Если бы человек был одновременно астрофизиком, художником, композитором и чемпионом по каратэ, то можно было бы говорить о разных проявлениях технического, гуманитарного и спортивное склада. А кинорежиссура и литература – это примерно одно и то же. Это сюжет, история, персонажи и большое количество людей.

Вуди Аллен пишет прозу. Ну если честно, проза у него так себе. Шукшин – хороший кинорежиссер и хороший писатель. Скажу так – это нормально. И это доставляет удовольствие, потому что ты в это время отдыхаешь.  Кто-то сказал, что отдых – это смена рода деятельности. Когда ты переключаешься, меняется метод мышления и отношение к жизни.

Когда ты снимаешь кино, ты находишься среди огромного количества людей и можешь проявлять свои экстравертные качества. А потом ты садишься один… хотел сказать с бумагой и пишущей машинкой, но уже нельзя так сказать, – садишься с компьютером и пишешь. Ты можешь чередовать себя как экстраверт и интроверт.

Еще, когда ты снимаешь кино, то результат во многом зависит не от тебя, а от погоды, актеров и прочего, но когда ты пишешь, тебе ничего не мешает, и в этом смысле это большая радость. Но с другой стороны, если на съемках тебе что-то может помочь, то здесь, пока ты сам чего-то не напишешь и не продумаешь, этого не будет.  Вот разница в этих вещах является интересной.

– Как из множества ваших идей выбирается одна и реализуется до конечного продукта? Что является критерием для развития того или иного замысла?

– Бывает много идей в зародыше. Ты записываешь какую-то идею и понимаешь, что-то из этого может быть, а что – пока не знаешь. И начинаешь писать какую-то повесть или снимать фильм тогда, когда что-то тебе подсказывает – вот так это может развиться, так произойти и так закончиться. Нет такого, что у тебя в голове 10 идей, которые одинаково круто продуманы. Вот та первая, которая созрела, тот цыпленок, который вылупился, тот и пошел вперед.

– А как было с фильмом «Слоны могут играть в футбол»?

– Это тоже была идея, которая как маленькая художественная деталь хранилась в записной книжке. Все произошло благодаря случаю. Я встретился с продюсером Андреем Новиковым, и он мне предложил снять лаконичный фильм с небольшим бюджетом, то, что я захочу. Я подумал: отлично, что у меня есть? Взял записные книжки, выписал те идеи, которые подходят и которые можно развить. Если бы не возникло сигнала от объективной реальности, я бы не открыл эти записные книжки. Возможно, они бы так и остались лежать. Одним из аргументов того, что идея должна созреть, является сигнал со стороны.

– Расскажите про работу с актерами. Насколько они дополняют или изменяют задуманный сценарий?

– Когда пишешь сценарий, хоть ты и продумываешь персонажей, пишешь диалоги для них и так далее, все равно образы героев у тебя полуразмыты. И когда приходит живой человек, то своим внутренним содержанием он эти образы наполняет. Иногда есть вещи, которые актеры сами подсказывают. Например, в фильме «Слоны могут играть в футбол» актер Владимир Мишуков предлагал от себя какие-то вещи и мы сделали их частью его персонажа. Это зависит от актеров. Одни думают, предлагают, другие – ждут, пока режиссер им расскажет.

– Вы каких актеров выбираете?

– Я выбираю тех, кто подходит для роли, а дальше сталкиваюсь со всей сложностью человеческого общения. Иногда актеры бывают очень податливы, иногда очень капризны. И, кстати говоря, то и другое – плохо. Потому что мне не нужен совершенно податливый актер-марионетка, в котором нет какого-то осознания и, может, даже немножко внутреннего сопротивления, он тогда просто исполнитель роли.

А когда человек слишком капризничает и хочет свои предложения по поводу роли обязательно вставить, то мне это тоже не нравится, потому что автор я, и я знаю, как должно быть. Искусство общения заключается в том, чтобы манипулировать людьми. Но у обычного человеческого общения цели нет, мы просто общаемся, и мы должны любить друг друга и уважать. А у общения профессионального цель есть – мне важно сделать то, что я задумал.

– Вы любите своих персонажей?

– Мне кажется, нет такой категории: любить персонажей или нет. Я создаю какую-то картину объективно происходящую. Я их ни люблю, ни не люблю. Часто в нашей критике распространена такая фраза, видимо, ей учат в критических институтах: «…и вообще, есть такое ощущение, что автор не очень любит своих героев». Что такое любить героев? Я в этих категориях совершенно не могу разговаривать. Есть произведение, в котором, кстати, герои не единственное, что есть. Еще там место действия, повороты сюжета… И как можно сказать – я это люблю или ненавижу? Это не зона приложения человеческих чувств.

– Ваши фильмы очень разные. Но что общее между ними, на ваш взгляд?

– Наверное, есть какой-то стиль диалогов, стиль юмора, который просачивается во все фильмы независимо от жанра – делаешь ты комедию или драму. Это невозможно контролировать. Это, как акцент у человека. Это называется авторская интонация. И если она обаятельная, то зритель ходит на фильмы одного и того же режиссера. Самое худшее, что может сделать автор, это понять, в чем она. Потому что как только он это поймет, он ее лишится. Нельзя дать себе понять, как это работает.

– А если будут стараться это объяснить – через критические разборы, анализ?

– Это будет зависеть от степени прочности автора. Все, что со стороны – не вредит. Навредить автору может только глубокое внутреннее понимание того, в чем его фишка. А если человек чувствует себя слабым по отношению к воздействию окружающей среды, он может не читать критические статьи и вообще об этом не думать, и все будет хорошо.

– А вы читаете?

– Я да. Мне нравится, когда мои фильмы хвалят. Поэтому я читаю.

– То есть их никто не ругает?

– Ругают. Конечно, это ужасно, когда натыкаешься на такие статьи. И это сильно портит настроение на весь день. Но спасти может только следующая положительная статья. Вот так, собственно, и проходит жизнь.

– Какие современные российские режиссеры вам интересны?

– Нет такого современного режиссера, которого я считаю стабильно гениальным. Я смотрю новые фильмы и каждый раз надеюсь, что следующий фильм может быть хорошим. Сказать, что в российском кино есть гений или, если так можно выразиться, – гений в моем вкусе – нельзя. Иногда бывает обратная логика – кто в моем вкусе, тот и гений. В общем, ни того, ни другого я сказать не могу.

При этом я с уважением отношусь ко всем коллегам, смотрю их новые фильмы. Но говоря честно,   про них да и про себя, всё, что мы делаем, – это довольно провинциально. Не потому что мы делаем это на русском, а не на английском языке.

Когда в 90-е годы клипмейкеры снимали первые клипы, если это был попклип, в нем обязательно должен был присутствовать чернокожий танцор, американская машина и чтобы кто-то подтанцовывал в форме американского полицейского. Подсознательно у них была такая логика: если это похоже на американский клип – значит, это клип, и значит, он хороший! Это изначально провинциальная логика вторичного творчества: что надо сделать что-то своими элементами похожее на крутые аналоги.

И когда мы смотрим наши фильмы, если это массовое кино, блокбастер какой-то, то говорят: «Ну просто голливуд»! То есть он качественный, потому что он похож на американский. Если это авторское кино, тогда говорят так: «Ну просто удивительно! Вот это, как настоящий западный фильм! Без этой нашей совковой атмосферы, там все такое западное. Как тонкое французское кино!» Это не потому что он хороший, а потому что он своими визуальными решениями, атмосферой обезьянничает под мировой кинематограф.

Если задуматься, это ужасная логика. Но именно так работает мозг у многих наших зрителей и у многих наших производителей творческой продукции. И я это осознаю. Очень сложно с этим бороться внутри самого себя. Потому что я подвержен тем же, если так можно выразиться, условным рефлексам.

– Это заметно по фестивалям?

– Это заметно по большинству фильмов, которые мы видим. Если мы говорим об авторском кино, это либо безумно скучная, устаревшая советского типа драматургия, которую невозможно смотреть, либо это попытка овладеть правильными интонациями западного кино, и на это тоже невозможно смотреть. Ни то, ни другое не является продуктом оригинального таланта. И если себя не обманывать, то все это очень хорошо видно.

– Что проще снять: народное или авторское кино?

– Любое кино снимать легко.

– Ну вот такое, чтобы оно стало всенародно любимым, например, как Брат и Брат 2.

– Я, кстати, никогда не понимал восторгов по поводу это фильма. Я считаю это плохим кино. Но, конечно, народное кино снять сложнее. Глубокомысленное, псевдоинтеллектуальное и псевдотонкое кино снять проще, – есть очень понятные приемы для этого. А сделать так, чтобы фильм эмоционально захватывал людей, чтобы они смеялись и плакали, чтобы им близок был герой, конечно, это сложнее.

– Кто ваш любимый писатель? Кого вы читаете?

– Я никогда не думал об этом. Я вообще мало читаю и не очень образован в вопросах литературы. Причем я даже не кокетничаю. Не могу выделить кого-то из современных писателей. Могу поделиться тем, кто мне нравился. Это ленинградский писатель, но он не настолько известный, насколько того заслуживает, – Вадим Шефнер. Он с детства эмоционально очень со мной совпадал. Если кто-то не знаком с его творчеством, я рекомендую почитать его романы.

– Кем вы хотели стать в детстве?

– В детстве я хотел стать разведчиком. Мне нравилось, как в фильме «Мертвый сезон» выглядит Донатас Банионис. У него было очень классное пальто, и поскольку дело происходило за границей, – там все было стильно, уютно и здорово. Хотя если проанализировать ситуацию, то, может быть, я просто хотел хорошее пальто и хотел жить в этих интерьерах, так же пить кофе из чашечки в заграничном кафе. Но чтобы сесть в  социальный лифт и всем этим овладеть внутри советской реальности, нужно было стать разведчиком.

– А вас можно назвать разведчиком в мире кино?

– Вообще, нет, потому что – кто мой враг, у кого я что разведываю? (смеется) Но можно с той точки зрения, что я теперь могу пить кофе и ходить в пальто. То есть я воспользовался другим социальным лифтом,  чтобы чувствовать себя как Банионис в «Мертвом сезоне».

СПРАВКА

Михаил Сегал начинал как клипмейкер, выпустил несколько книг, дебютировал в кино в 2006 году в качестве режиссёра и сценариста военной драмы «Франц + Полина». Известность ему принесли «Рассказы», получившие два приза на «Кинотавре» в 2012 году, и «Кино про Алексеева», удостоенное «Ники» за лучшую мужскую роль. Оба эти фильма он лично представлял зрителям «Победы.

Материал подготовила  Ольга Павленко 

Фото предоставлены кинотеатром «Победа»