Алексей Гориболь: «Мы стояли в очереди за каждым тактом Десятникова»

4 марта в Камерном зале Новосибирской филармонии пройдёт концерт музыки одного из крупнейших российских композиторов современности Леонида Десятникова. И это будет тройная премьера. Во-первых, мы станем свидетелями первой монопрограммы Десятникова в нашем городе. Во-вторых, разделим с Лондоном и Нью-Йорком титул музыкальной столицы, принявшей премьеру последнего на сегодня произведения композитора — 24 прелюдий для фортепиано «Буковинские песни». В-третьих, наконец-то познакомимся лично с легендарным пианистом Алексеем Гориболем, «душеприказчиком» и Десятникова, и Шостаковича, и Таривердиева.

— Алексей Альбертович, спасибо, что согласились на интервью. Мы долго ждали вас в Новосибирске — и вот, мечты сбываются.

— Вы знаете, я до сих пор не ощущаю себя Алексеем Альбертовичем. Я никак не могу привыкнуть к тому, что некоторые молодые коллеги называют меня «маэстро». Я всё время учусь, всё время в поиске, в движении. Почти четверть века своей музыкальной жизни я официально не значился пианистом — был контрабасистом. При этом никогда не терял, конечно, связи с роялем, но в силу обстоятельств упустил в своё время более масштабные задачи для рук. На сегодняшний день я, конечно, много чего сотворил и совершил. Но всё же, Алексей Альбертович и маэстро — где-то там, а перед вами просто Алексей Гориболь.

Мне отрадно, что я впервые приезжаю в ваш город. Странно, что это не произошло раньше. И вот стараниями друзей, моего директора, музыковеда, музыкального критика Елены Истратовой и художественного руководителя Новосибирской филармонии Владимира Михайловича Калужского организован мой визит в столицу Сибири на интересно придуманный фестиваль современной музыки «мARTовский КОD». Название мне сразу понравилось. И этому фестивалю адресована совершенно эксклюзивная программа.

— Для нас это не только первое свидание с вами, но и первый «монологически выстроенный» концерт, построенный на произведениях Леонида Десятникова. Как вы кроили программу — «Всем сёстрам по серьгам» или «лучшее, любимое, только для вас»?

— Мы включили в программу два знаковых и масштабных произведения Леонида Десятникова. Прежде всего, это абсолютная новость дня — «Буковинские песни. 24 прелюдии для фортепиано», у которых продолжается премьерный сезон. Премьера состоялась в июне 2018 года на Дягилевском фестивале в Перми. Также «Буковинские песни» были представлены в Нью-Йорке, Лондоне, Тель-Авиве, на Платоновском фестивале в Воронеже, в Москве и Петербурге. И вот в этом ряду — новосибирская премьера.

Во втором отделении с замечательной певицей, актрисой Юлией Корпачёвой мы исполним легендарный вокальный цикл Десятникова «Любовь и жизнь поэта» на стихи Николая Олейникова и Даниила Хармса. Уверен, что многие знают Юлию Корпачёву по сотрудничеству с Гидоном Кремером и по записи Четырнадцатой симфонии Шостаковича под управлением Теодора Курентзиса, которая произвела мощное впечатление на музыкантов и её уже называют одним из самых выдающихся прочтений этого трагического произведения Шостаковича.

Вы услышите все краски «палитры» одного из крупнейших композиторов XX века. В этих сочинениях, как мне представляется, весь известный нам Десятников. «Любовь и жизнь поэта» — сочинение 30-летней давности, написанные ещё молодым композитором, «Буковинские песни» — его самое последнее по времени создания произведение. Так что Десятников представлен в этой программе достаточно полно.

— Эксклюзивное право на исполнение посвящённого вам цикла «Буковинские песни», этакое отсутствие конкуренции не «заужает» ваше представление о нём? Как его могли бы исполнить другие пианисты?

— «Буковинские песни» закончены весной 2017 года. И с ними вышла невероятная история. Об окончании работы узнал хореограф Алексей Ратманский и обратился к Десятникову с просьбой ознакомиться с этим сочинением. Леонид Аркадьевич сделал черновую запись в студии (а надо сказать, что Десятников не только композитор, но и блестящий пианист) и отправил запись в Нью-Йорк. Ратманский послушал и принял решение поставить «Буковинские песни» силами American Ballet Theatre (ABT), где Алексей Ратманский является главным приглашённым балетмейстером. Таким образом, фортепианный цикл, точнее, его половина из 12 прелюдий, выстроенный Ратманским в своей последовательности, впервые прозвучал 18 октября 2017 года не в концертном зале, а в театре Дэвида Коха, который находится слева от Metropolitan Opera и является балетным и театральным залом Линкольн-центра. Далее мы до конца сезона ждали день официальной премьеры, которую обещали Дягилевскому фестивалю в Перми. После шести спектаклей с ABT в Нью-Йорке я вернулся к исполнении всего цикла только в июне 2018 года.

Мне нравится, что сейчас я несколько «отдаляюсь» от этой музыки, точнее, уже не так эмоционально её переживаю, как на первых концертах. Я более уравновешен и готов приступить к записи. С удовольствием сообщаю вашему журналу и новосибирским меломанам, что сразу после возвращения из Новосибирска в Москву, 7 марта начну запись «Буковинских песен» по заказу фирмы «Мелодия» в Большом зале Консерватории. Думаю, что в сентябре ноты и запись получат все мои заинтересованные коллеги, хотя многие из них уже присутствовали на исполнении «Буковинских песен» в зале и, кажется, выучили произведение наизусть, ещё не видя нот и очень ждут возможности начать исполнять этот блестящий цикл.

— При создании цикла композитор использовал фольклор западноукраинской Буковины — вы ощущаете «географическую принадлежность» современных композиторов, их приверженность определённой национальной школе? По произведениям Десятникова или по вашему исполнению можно определить «гражданство»?

— Буковинские песни не сразу стали источником будущих прелюдий. Десятников искал материал для своей новой работы, переслушал огромное количество музыки. И в какой-то момент остановился на сборнике «Буковинские песни», выпущенном в 1957 году издательством «Советский композитор». Десятников родился на Украине в городе Харькове и прожил там первые 18 лет своей жизни, там сформировался и как музыкант, и как личность. Потом поступил в Ленинградскую консерваторию и окончательно уже обосновался в Ленинграде-Петербурге.

Буковина — это область, где пересекается песенный фольклор разных народов — украинский, балканский, молдавский, еврейский, польский, русский. Кстати, в одной прелюдий Леонид Аркадьевич использовал песню, которую в свое время Пётр Ильич Чайковский сделал главной темой финала своего Первого фортепианного концерта. Меломаны, конечно, узнают её очертания, так же, как и, наверняка, уловят многие стилевые реминисценции, звучащие в цикле. Но при этом — это чистый Десятников! Иногда из темы берётся буквально полтора такта, а дальше идёт абсолютно своё, неповторимое развитие, присущее только этому композитору. Там «приветы» и Бартоку, и Шуману, и Рахманинову, и Шостаковичу, и самому себе.

— Вы — первооткрыватель многих сочинений современных композиторов, причём не только маститых, но и совсем молодых. На ваш взгляд, где проходит водораздел между восходящими и уже солидными и какие новые имена достойны не меньшего внимания, чем Леонид Десятников?

— Я работал с молодыми композиторами, когда сам был молодым. Это Павел Карманов, Алексей Айги, Игорь Вдовин, Андрей Самсонов. От каждого из них я получил замечательные произведения. И работа с каждым из них очень памятна.

Где водораздел между начинающими и уже солидными композиторами? Ну вот хотя бы на примере Десятникова. В 21 год он написал оперу «Бедная Лиза» — абсолютный шедевр зрелого композитора. Мне вообще не очень понятно это определение «молодой композитор». Перголези умер в 27, Моцарт — в 36. Наверняка есть молодые композиторы, которые достойны внимания, но которых мы не знаем. У них всё впереди. Десятников внимания не добивался. Это мы добивались внимания Десятникова к нам, стояли в очереди за каждым его тактом. И продолжаем стоять.

— Вы — инициатор монографических фестивалей Чайковского, Сибелиуса, Шостаковича, Бриттена. Откуда эта страсть к «полному погружению»?

— Мне нравится именно так представлять любимых композиторов. Вот, скажем, на примере фестиваля, посвящённого Чайковскому. Мы показали три программы в Большом театре. У каждой — своё название и идеология. От «Детского альбома», в которой Ингеборга Дапкунайте читала стихи Веры Павловой, через «Жизнь и судьбу в романсе», где через посвящения, даты написания прослеживалась вся жизнь Чайковского, его путь симфониста и оперного композитора, к третьей программе — «Природа и Любовь», где были исполнены все вокальные ансамбли Чайковского, в том числе знаменитое трио «Природа и любовь» — оригинальное сочинение, написанные для класса учениц Лавровской.

В благодарность за то, что певица была автором идеи Евгения Онегина (это она предложила Петру Ильичу обратиться к пушкинскому тексту), она получила шесть романсов-посвящений, а ученики её класса — трио «Природа и любовь».

Если это фестиваль Бриттена, то в нём всё, и инструментальный, и вокальный и, отчасти даже, театральный Бриттен. Ещё до того, как был поставлен «Билли Бад» в Большом театре, мы показали лучшие оперные фрагменты Бриттена в концертном исполнении под рояль. По такому же принципу строился и фестиваль Шостаковича. Я люблю так выстраивать фестивальные концепции, чтобы композитор предстал перед публикой максимально многосторонне с точки зрения жанров и творческой индивидуальности.

— Как-то вы сказали, что главный композитор для вас — Чайковский. О Десятникове вы говорите, что он — ваша судьба. Есть ли судьба, события, жизнь за пределами музыки?

— Наверное, всё так. Наверное, есть. Мне трудно что-то добавить.

— Хоровая капелла, контрабас, фортепиано — именно такой набор в вашей музыкальной биографии наверняка предопределил ваш авторский почерк и даже музыкальные интересы.

— Конечно, пение в хоре, Месса Шуберта в 8-9 лет и другие многосоставные произведения — всё это производит впечатление на молодую душу. Ты сразу участвуешь в исполнении произведений крупных форм своим детским голосом и это очень важные первые музыкальные ощущения. Контрабас дал мне знание оркестра изнутри. Замечательный композитор Александр Владимирович Чайковский совсем недавно, когда я записывал его авторский альбом, сказал, что ему в моей игре особенно нравится, что я оркеструю рояль. Моя долгая дорога к сольному фортепиано повлияла на то, что у меня, как говорят, узнаваемый звук, свой пианистический стиль.

— Вы исполняете всю фортепианную музыку Таривердиева — вы ощущаете себя его соавтором?

— Я убеждён, что исполнитель должен быть соавтором композитора — пропустить через себя «и выдать, шутя, за своё» (А. Ахматова). В своё время я отредактировал некоторые фортепианные импровизации Микаэла Леоновича, тоже ставшего композитором моей судьбы. И вся вокальная, и вся камерная, и вся сольная фортепианная музыка его исполнена мной и записана. Конечно же, всё это сделано с одобрения Веры Таривердиевой, мнение которой я очень ценю.

— Однажды вы сказали, что звук — это и есть талант. Всему остальному можно научить. Когда вы поняли, что у вас есть свой звук?

— Да, звук и есть талант. Про мой звук должны рассказывать другие. Потому что я всё время его меняю, стараюсь быть в разных стилях разным.

— Что бы вы «подкрутили» в восприятии фортепианной музыки в России?

— Рояль был и остается удивительным инструментом, который даёт колоссальные возможности для самовыражения музыканта. И в этом смысле он остаётся самым востребованным у публики инструментом. При том что моим любимым инструментом всегда была и остается виолончель.

— Отличается ли подход наших слушателей от гостей ваших концертов в других концах мира?

— Думаю, нет. Во всяком случае, всегда приятно, что и в Америке, и в Европе, и у нас в залах присутствует молодёжь. А ведь это самые строгие судьи! Юности вообще свойственно не обольщаться, а проверять. Поэтому очень приятно, когда на концерты молодежь приходит в зал с партитурой — а такое случается по всему миру, и, я уверен, случится и в Новосибирской филармонии.

Интервью: Антон Веселов
Фото: личные архивы Алексея Гориболя