Рубрики:
- Интервью
- Люди
Михаил Хазин: «Власть сложнее, чем деньги»
13.12.2015
Михаил Хазин об основных причинах, тенденциях и последствиях происходящих сегодня в экономике и обществе. В преддверии экономической встречи «Откровенный разговор с Михаилом Хазиным», организуемой бизнес-журналом Status в Новосибирске в конце февраля, Михаил Леонидович Хазин – один из ведущих специалистов в области макроэкономического прогнозирования, Президент Фонда экономических исследований, пообщался с журналом Status.
– Скорость и интенсивность изменений, происходящих сегодня в обществе и экономике, нарастает в геометрической прогрессии. Что происходит, и чего нам ожидать в экономике и финансах?
– Мы столкнулись с ситуацией, которая в истории возникает не так часто, – с радикальным сломом модели экономического развития. Это уже случалось, например, в III-V веках нашей эры, когда позднеантичная модель сменилась на феодальную, в XVI-XVII вв. при смене феодальной модели на капиталистическую, которая, собственно, и действовала до недавнего времени, в том числе и в СССР (который выступал во взаимоотношениях с капиталистическими странами как государство-корпорация). Сегодня мы наблюдаем негативные последствия того, что эта модель тоже себя исчерпала. Все, ее не будет. Что будет в будущем, пока не понятно.
Существует несколько вариантов развития событий. Первый состоит в том, что США проведут свой план по созданию зон свободной торговли и «окуклятся», то есть от развития перейдут к попыткам сохранения своей системы путем ликвидации всех конкурентов и обособления в рамках, условно говоря, США и Западной Европы. Всех остальных они должны опускать не то чтобы в каменный век, но близко к этому, включая Китай в первую очередь. Скорее всего, это не получится, как по политическим причинам, так и по экономическим.
Варианта два: современная система разделения труда и долларовый мир распадаются на несколько валютных зон. Грубо говоря, мы возвращаемся в ситуацию начала 20 века с соответствующим падением и уровня технологического развития, и уровня жизни населения. Это будет сложно и тяжело, прежде всего, для тех стран, в которых сейчас имеется высокий уровень жизни населения – это США, страны Западной Европы, может быть, Япония, часть населения России и Китая. Часть. Но при этом возникают возможности в рамках этих независимых кусочков пытаться разработать альтернативные модели экономического развития.
Третий вариант – это просто постоянное «загнивание» современной экономической системы без разделения ее на зоны, с увеличением количества войн, с падением уровня жизни, технологического уровня. Такая деградация и движение вспять в историческом ключе по пути, который мы прошли, с возвратом, наверное, до века шестнадцатого… С появлением феодализма, рабства и пр. Это достаточно мрачный вариант.
Я склонен считать, что реализуется вариант номер два, то есть распад мира на валютные зоны, который, к тому же, дает некоторые шансы для России. Позитивные, потому что мы в этой ситуации можем восстановить технологическую базу, которую разрушили в 1990 – 2000-е годы. Но в любом случае, при всех вариантах нас ждет довольно сильное падение уровня жизни населения и технологического уровня цивилизации в целом.
При этом имеется еще одно очень важное обстоятельство. Не секрет, что политику определяют элиты. Их формирование было очень консервативным на протяжении многих веков, но последние 35 лет (с начала 80-х) этот процесс очень изменился. Элиты западного глобального проекта в начале 80-х изменили частично не только экономическую модель, начав впервые в истории стимулирование частного спроса с целью запуска новой инновационной волны, которая потом получила название «информационные технологии», но и пустили в элиту довольно большой слой людей исходя только из одного критерия – большого количества денег. В результате доля мировой элиты сегодня где-то примерно на 80% состоит из финансистов в той или иной форме.
Совершенно дикая слабость России связана с тем, что она пытается «встать в раскоряку» – во внешней политике критиковать США, а во внутренней политике полностью им подчиняться. Это, конечно, не может привести к успеху и вызывает очень острые конфликты. Нельзя объяснять миру, что США могут быть неправы, что все эти либеральные игры – это нехорошо, и одновременно вводить в России ювенальную юстицию. В полном соответствии со старым анекдотом про Рабиновича в бане, которому говорят: «Вы уже определитесь – крестик снимите или трусы наденьте». Нужно или сказать: «Да, мы либералы, поэтому армию ликвидируем, ювенальную юстицию вводим». Или наоборот: «Мы люди православные, традиционные, поэтому ювенальную юстицию отменяем, образование восстанавливаем. Тех, кто его разрушал – вешаем».
– Тенденции глобализации в последнее время выражены достаточно ярко, но при этом вы утверждаете, что наиболее вероятная траектория развития – это, напротив, разделение на валютные зоны. Нет ли здесь противоречия?
– Что такое глобализация? Принципиальное свойство любой капиталистической системы – это необходимость постоянного роста. А постоянный рост возможен только путем постоянного расширения рынков. Именно поэтому глобализация – это социально-политическая надстройка над естественным увеличением уровня разделения труда. При этом изначально она обеспечивалась реальным расширением рынков, а потом началось виртуальное стимулирование расширения рынков. Это, собственно, рейганомика (1981 год). Потом для западного глобального проекта снова произошло реальное расширение, когда распался СССР. Тут была тонкость – в этот момент можно было активами получить СССР и закрыть те долги, которые были сделаны в 80-е годы. Вместо этого под эти активы создали новые обязательства, когда в элиту вошли финансисты, которые стали рассматривать всю мировую экономику как поле для своего доминирования. У них в отличие от предыдущих элит не было чувства ответственности. В итоге в элитах Запада произошло разрушение консенсуса, поскольку финансисты поставили во главу угла интересы не всей элиты и даже не всего общества, а свои личные. Своего рода головокружение от жадности.
В результате с целью получения прибыли они профинансировали создание экономики, которой для нормального существования требуется уровень потребления процентов на тридцать больше, чем сегодня имеется. А если учесть реальные, а не номинальные экономические показатели, то уровень должен быть еще выше. Для примера, в США сегодня средняя заработная плата по покупательной способности соответствует заработной плате 1958 года. С нынешними ощутимо более высокими ценами, страховыми и прочими платежами и значительно более дорогой инфраструктурой, и еще при том, что в 1958 году количество людей, которые кормились сами, то есть жили на селе, было гораздо больше, чем сейчас.
В итоге в США уровень жизни должен упасть в два с лишним раза, и это еще одна проблема, с которой тоже не понятно, что делать. Дело в том, что тогда же, в 80-е годы, за счет стимулирования спроса удалось не просто поднять уровень жизни населения в пику социализму, но и изменить модель, на которой была построена социальная стабильность западного общества. Эта модель до начала 80-х была построена на инструментах традиционного общества с традиционными ценностями: семья, некоторая уверенность в будущем и прочее. А когда средний класс стал сравним по численности с половиной населения, появилась возможность традиционное общество ликвидировать, потому что оно мешало финансистам. В результате они в качестве инструмента стабильности взяли закон. Дело в том, что в традиционном обществе справедливость важнее, чем закон, это нужно учитывать. А закон нужен только среднему классу, потому что у среднего класса есть какая-никакая собственность, но нет возможностей ее защищать. Поэтому они нуждаются в законе, в государстве и т. д. У бедных нет собственности, а у богатых есть свои инструменты ее защищать, как это было при феодализме, кода крупные феодалы все время боролись с государством – была такая связка «король с горожанами против феодалов». Так и здесь.
С падением уровня жизни в результате исчезновения среднего класса появляется очень интересный феномен, которого никогда не было в истории – это «новые бедные». Это люди, которые, с одной стороны, бедно живут и в этом смысле не могут иметь собственности и, соответственно, не нуждаются в ее защите. Но с другой стороны, их образование и культура созданы таким объемом денег, которого у них уже никогда не будет. У них есть представление о правах человека, о законе. И хотя, скажем, в Западной Европе они на активные выступления не пойдут, но они уже понимают, что их лишили всего того, что они считают нормой. Они этого никогда не простят, а это десятки миллионов человек. И они уже начали бороться, в частности, поддерживая терроризм. Государство пока пассивно.
Грубо говоря, мы разрушаем традиционное общество, чтобы оно не мешало финансистам зарабатывать, и, соответственно, организуем разного рода институты разрушения: ювенальную юстицию, однополые браки. Эти процессы идут и в России, потому что у нас тоже выстраивается ситуация с доминированием финансовой элиты, которой, еще раз повторяю, традиционные ценности категорически не нужны. Семья думает о детях и поэтому не берет кредит – как можно рисковать имуществом, жильем, под залог которого привлекаются деньги? Что останется детям? Это логика, которая с точки зрения финансистов недопустима.
Все обозначенное вызовет совершенно дикую проблему: вернуть традиционные ценности невозможно без разрушения доминирования финансовой элиты, а финансовая элита будет отчаянно сопротивляться. А если нет традиционных ценностей, то тогда класс «новых бедных» будет уничтожать западное общество, будет его грызть изнутри в такой логике: «Вы меня лишили имущественного потенциала, который я считаю нормой. Поэтому я буду вас уничтожать». Вот картина, в которую мы воткнулись. А учитывая, что все это будет происходить на фоне спада, весь спектр последствий описать очень сложно.
– Смена модели экономического развития – это достаточно длительный процесс. Но мы-то живем здесь и сейчас. Как выстроить личную стратегию, чтобы сохранить и приумножить свои активы в условиях настоящего кризиса?
– Нужно понимать, что с зарабатыванием денег будут проблемы. При этом мой опыт чтения лекций и индивидуальных консультаций по вопросам сохранения сбережений показывает, что правильное решение на 80% зависит от личности человека, его принимающего, от его образования, личного опыта, темперамента и пр. Нельзя дать универсальный совет. Что касается правильного поведения в условиях кризиса, то это, конечно, дело тонкое.
– В контексте происходящей перестройки глобальной экономической системы имеет ли смысл дальше делать акцент на усилении специализации?
– В некотором смысле, в некоторых вопросах – да, в некоторых – нет. Очень индивидуально, универсального ответа нет. Ингода необходимо специализироваться для создания базы, а потом начинать расширяться. Одно можно сказать точно: единственный способ выжить в этой ситуации – иметь непосредственный выход на источник денег.
– Что значит непосредственный выход?
– Это означает, что, занимая позицию в вертикально интегрированной структуре, вы должны выходить на конечные продажи. Если вы находитесь посередине, то в условиях кризиса вас, скорее всего, ликвидируют. Существует гипотеза о совершенной конкуренции, которая утверждает, что если есть длинная технологическая цепочка, и на конце создается некая прибыль, то она распределяется по этой цепочке равномерно. Все понимают, что это абстракция, она никогда не была верна и так далее, но в условиях кризиса она не работает вообще. Тот, кто продает конечный продукт или предоставляет кредит, являясь источником денег, пытается перераспределить прибыль в свою пользу. Именно поэтому банки повышают ставку, имея в виду, что вся прибыль этой цепочки должна остаться в распоряжении банка. Характерным также является поведение ритейлеров, диктующих условия поставки и реализации.
–То есть сейчас мы можем говорить не столько о заработке, сколько о сохранении бизнеса и капитала?
– Сохранение капитала и бизнеса, приносящего текущую прибыль, – это разные задачи. В отношении бизнеса важно понимать, можно ли вашу нишу сохранить, и если можно, что для этого нужно сделать. Но если у вас есть капитал, то перед вами встанет ключевой вопрос – куда его девать? В этом случае мне представляется целесообразным сочетание консервативного и рискового размещения средств. Сегодня есть сферы, в которые можно вкладывать часть капитала (скажем, 5%) в расчете на получение прибыли, превышающей сумму вложений в 10 раз. Как в свое время с компьютерными технологиями.
Если у вас есть капитал – хорошо. Главное, чтобы в условиях кризиса у вас не было долгов. В уходящей экономической модели была схема быстрого роста, согласно которой, взяв кредит, ты выигрываешь согласно эффекту финансового рычага. Сегодня неожиданно обнаруживается, что вложить деньги с прибылью, включающую плату за пользование заемными средствами, практически невозможно.
Защиту капитала можно осуществлять и за счет вложений в бизнес, и с использованием финансовых технологий, имея при этом в виду, что ваше вложение должно обладать достаточной ликвидностью, обладать параметрами эксклюзива, вне зависимости от цены. Не быть стандартизированным, даже по очень высокому стандарту. Продавая такой актив, нужно мыслить на уровне его покупателя, имея в виду, что уровень мышления очень сильно различается в зависимости от величины капитала и меры власти контрагента, и помня, что власть намного сложнее, чем деньги. Ведь деньги – это всего лишь один из инструментов, дающих власть.
Наталья Каменская
Свежие статьи
Подписаться на рассылку
status-media.com
Отправляя форму вы даете согласие на обработку персональных данных и соглашаетесь с политикой конфиденциальности
Внимание: комментарии у данной статьи отключены!