Рубрики:
- Бизнес
- О бизнесе
Юрий Шахоян: человек и ювелир
18.07.2017
Юрий Шахоян известен как успешный ювелир, скульптор и художник. Один из немногих, кто одинаково тонко и вдумчиво работает в самом широком диапазоне техник, выбирая подчас несовместимые материалы – от золота и бетона до слоновой кости и бирюзы. Последним он освоил искусство продаж и закрепился на сибирском арт-рынке. Status обсудил с бизнесменом-творцом, как он обходится без бухгалтера, использует соцсети в качестве витрины и находит общий язык с заказчиком, которому не может отказать.
– Бренд «Юрий Шахоян» – это команда или один человек?
– Один человек. Никогда не было никакой команды.
– А как же чисто денежная рутина – продажи, переговоры, общение с покупателями? Не было желания завести, например, бухгалтера?
– Было желание завести клонов, пару-тройку (смеется). У меня отношение к этому как к игре – в хорошем смысле. Это обратная связь. Вообще, перед тем, как начать что-то делать (по заказу), нужно обязательно пообщаться и понять, что за человек перед тобой и чего он хочет. Ведь вещь будет носиться им самим или тем, кому он ее подарит. А такие разговоры сложно кому-то передоверить.
– Торговых представителей и агентов у вас тоже не было?
– Нет. Я одно время несколько отгораживался от социума. В леса не сбегал, но потребность в уединении была очень сильной. Однако агенты и представители полезны, есть наработки, которые важны и действенны. Те же выставки всегда нужны. Хотя у меня к ним отношение спокойное и даже несколько циничное.
– Почему?
– В большинстве случаев я видел работы художников до выставки, так же, как и они мои. Для меня выставки – это общение с интересными людьми и атмосфера праздника.
– Как вы назначаете цены?
– Оцениваешь по трудозатратам, времени, материалам. Но это не главное. Причем речь не только о времени непосредственной работы с материалом, а о процессе в целом – от первых мыслей до последних штрихов в исполнении. Но продаешь-то ты изделие! Включить в цену свой настрой, подъем, светлые всплески и переживания невозможно. Так что главный вопрос – время.
– У вас есть фиксированная стоимость часа работы?
– Фиксированной цены часа работы, конечно же, нет. Зачастую рассчитываешь на один срок работы, а она тебя затягивает, крутится вокруг головы, и ты незаметно тратишь намного больше времени, чем собирался. И выходит, что работа оказывается нерентабельной (смеется).
– Цену в таких случаях увеличиваете?
– Все по ситуации.
– Вы сейчас чаще ювелир, нежели художник и скульптор. Так выгоднее?
– Вы знаете, как-то все волнами идет. Раз – и пошла волна панно, делаешь одно за другим; потом раз – и уже что-то другое. Перенастраиваешься. Но сейчас, да, последние пару-тройку лет в основном «железки».
– Что, простите?
– «Железки». Я так свои украшения называю. А иногда просто хочется поработать с деревом, с досками. Найти, высвободить для них время. И бывает, что ты внутренне настроен на один материал, а заказ приходит на другой.
– Отказываетесь?
– Стараюсь перенести на потом, как-то помягче обыграть ситуацию. Отфутболиваешь же не потому, что чувствуешь себя каким-то полубогом, занятым великими вещами, а просто понимаешь, что будет насилие. И над собой, и над материалом. Получится замученная работа. Сейчас, например, предчувствую, что летом перейду от «железок» к «деревяхам».
– А принципиальные отказы были?
– Были отдельные случаи. Скажем, приезжает турецкая делегация: нужна миниатюра с портретом старых турецких лидеров. Я отказываюсь. Как я своим бабушке с дедом в глаза посмотрю (смеется)? Но это сугубо патриотический момент – мое происхождение. А так, чтобы принципиально отказываться, что вот прямо воротит от заказа, – нет, почти не бывает. Ну, разве что, когда просят что-то инфернальное, монструозное.
– Что вы чувствуете, когда покупатель начинает сбивать цену?
– Все зависит от его социального статуса. Если это студент, и ему нужна хорошая вещица для девушки – это одна история. А если я вижу, что человек совершенно другого социального уровня, и я называю адекватную цену, а в ответ слышу просьбу «скинуть десять штук» – это как-то странно, просто неприятно, не хочется даже продолжать эти торги. Я же понимаю, что нет никаких оснований для таких разговоров. Благо, подобные случаи происходят крайне редко.
– Вы легко расстаетесь с готовыми изделиями?
– Да, абсолютно. Очень редко бывает, точнее, бывало – я даже не помню, когда это было последний раз – когда ты что-то оставляешь себе. А спустя время все равно раздариваешь. У меня одна вещица лежит на столе, радует глаз. Мне ее просто приятно видеть, в ней мои впечатления, кусочек жизни. А в целом, нет: изделия разлетаются, как гуси-лебеди.
– Есть те, которые вы бы хотели вернуть?
– Наверное, нет. Впрочем, был один редкий большой кусок бирюзы, чистый, небесного цвета, я бы сейчас подошел к нему по-другому, но это все мысленно. Переделывать работу, тем более по прошествии долгого времени, считаю блажью.
– Вы часто работаете по заказу?
– Из общего объема где-то 40%, может, меньше.
– Откуда чаще всего приходят заказы?
– Москва, Новосибирск, Иркутск, Тюмень, США, Европа иногда мелькает, Япония.
– На вас как на художника давят внушительные суммы? Вот предлагают вам $ 1 000 000 и просят сделать нечто на ваше усмотрение. Это не парализует?
– Нет, абсолютно. Тебе же предоставляют свободу творчества. В этом плане мне везет. Большие работы вроде колонны, например, делались на таких условиях. Могу сказать, что это праздник, такие проекты окрыляют. Это огромная радость.
– Вас часто перепродают? Приходилось видеть свои изделия на «вторичном рынке»?
– Да. Не так часто, но бывает. Как правило, в Москве.
– Гордитесь?
– Это приятно. Тем более, когда видишь реакцию людей. Они появляются в твоей жизни, связываются с тобой, благодарят, заказывают что-то еще.
– Как выбираете материалы для изделия?
– Это чисто эстетический момент. Ты видишь, из чего изделие может быть. Цвет, фактура, форма, комбинация с другими металлами. И все складывается в один образ: золото, серебро, бронза, камни, дерево, бивень мамонта. Кстати, слоновую кость из принципиальных соображений не беру, не хочу увеличивать спрос, благо, среди тех, кто использует кость в работах, я не один такой. Все знают, что 90% слоновой кости – это контрабанда, убийство всех этих прекрасных типчиков.
– А вы где сырье берете?
– Где только ни беру (смеется). Приходишь куда-нибудь, а тебе дают, не знаю, мешок серебра: «Вот, делай». Ну, это я шучу, конечно, так обычно свои что-то дают. Есть официальные пути: идешь и покупаешь по официальной госцене. Есть неофициальные, они дешевле.
– Вы когда-нибудь специально занимались собственным продвижением? В рекламу вкладывались?
– Ну, какие-то попытки были. Честно говоря, я все время стараюсь спихнуть это на других. Сегодня Facebook – вот твоя промоплощадка. Правильная. Но опять же, что я там могу сделать? Максимум – хорошо сфотографировать свою работу и выложить ее. Остальное спихивается на жену (смеется). Она сделала группу [Юрий Шахоян, художник] в «ВКонтакте», хотя «ВКонтакте» сдулся, так себе. В Facebook’e покупают однозначно больше.
– Пробовали проводить мастер-классы и семинары, учебники издавать?
– Думал об этом. Но, во-первых, лентяй. Когда смотришь на себя холодным взглядом, так, чтобы хоть толика объективности была, то видишь, что ты и трудоголик, и лентяй в одном лице. Нет, серьезно! Именно так. Можешь работать ночи напролет, а о чем-то даже думаешь с трудом.
– На вас выходили продюсеры? Юрий Шахоян мог стать большой звездой?
– Выходили. Правда, через какое-то время все сходило на нет. Понимали, что для меня все это довольно скоро превратится в мучение. Был разговор о налаживании серийного производства (малых серий), о цехе, где работали бы мастера, а моим занятием было бы присматривать, давать указания, пояснять свои каляки, привносить что-то с итальянских моделей, дурдом какой-то (смеется). Не хочется превращать жизнь в тяжкий труд.
– Вы можете сказать о ком-нибудь, что это ваш конкурент?
– Не думаю, уже сложился свой стиль и направление. Правда, бывает и так, что формы могут получить самые неожиданные воплощения.
– Как бы вы определи свой стиль?
– Иногда я слышу, что какие-то мои работы называют «этническим стимпанком», о других работах говорят, что они будто бы откопаны из курганов.
– Вы уже определились, с чем бы хотели остаться в истории?
– Это пока несделанная вещь. Не в смысле, что я не знаю, что это будет, – как раз знаю. У меня есть одна идея. Это будет скульптура матери. Не моей матери, а вообще. Сложно рассказать об этом буковками, очень надеюсь, что идея реализуется, и тогда слова уже не понадобятся.
– Скажите о Новосибирске. Что для вас этот город?
– Я вижу в Новосибирске задор, такой, какой, наверное, присущ именно ему, переживание какой-то весенней силы, без календаря. Необыкновенная вещь – слушать, услышать город. Есть места, где я прохожу и знаю, что место меня уже тоже знает. И конечно, Новосибирск – это люди. То тепло, что я получил здесь, очень ценно. Звучит, может, высокопарно, но это именно так, сегодня я уже могу об этом многое сказать.
Подписаться на рассылку
status-media.com
Отправляя форму вы даете согласие на обработку персональных данных и соглашаетесь с политикой конфиденциальности
Внимание: комментарии у данной статьи отключены!